Робин Хобб - Королевский убийца [издание 2010 г.]
— Кто там? — раздался голос Баррича.
— Я.
Он отпер дверь, и я вошел в комнату.
— Что тут делала Молли? — спросил я, не заботясь о том, как это может прозвучать, не обращая внимания на то, что у стола Баррича сидел шут. — Ей была нужна помощь?
Баррич откашлялся.
— Она приходила за травами, — сказал он неловко. — Я не мог помочь ей. У меня не было того, что она хотела. Потом пришел шут, и она осталась, чтобы помочь мне перевязать ему руку.
— У Пейшенс и Лейси есть травы. Целая куча, — заметил я.
— Это я ей и сказал, — он отвернулся и начал прибирать на столе, — но она не хотела идти к ним. — В его голосе было что-то, подталкивающее меня к следующему вопросу.
— Она уходит, — сказал я еле слышно. — Она уходит. — Я опустился в кресло перед очагом Баррича и зажал руки коленями. Потом заметил, что раскачиваюсь взад и вперед, и попытался остановиться.
— Тебе удалось? — тихо спросил шут.
Я перестал раскачиваться. Могу поклясться, что несколько мгновений я не знал, о чем он говорит.
— Да, — сказал я тихо. — Думаю, что да. — Но также мне удалось потерять Молли. Удалось убить ее преданность и любовь, ее уверенность в этой любви, удалось быть таким логичным, благоразумным и верным своему королю, что я просто потерял всякую возможность когда-нибудь пожить собственной жизнью. Я посмотрел на Баррича. — Ты любил Пейшенс, — спросил я внезапно, — когда решил уйти?
Шут вздрогнул, а потом вытаращил глаза. Значит, были какие-то тайны, о которых не знал даже он. Лицо Баррича потемнело. Я никогда не видел его таким. Он скрестил руки на груди, как будто для того, чтобы сдержать себя. «Он может убить меня, — подумал я. — Или, может быть, он просто пытается справиться с какой-то болью».
— Пожалуйста, — добавил я, — я должен знать.
Он яростно сверкнул глазами, потом осторожно заговорил:
— Я не меняюсь. Если я любил ее — значит, любил.
Так. Это никогда не уйдет.
— И тем не менее ты решил…
— Кто-то должен был решить. Пейшенс не понимала, что это невозможно. Кто-то должен был закончить эту пытку для нас обоих.
Как Молли решила за нас. Я пытался думать о том, что делать дальше. В голову ничего не приходило. Я смотрел на шута.
— Ты в порядке? — спросил я его.
— Мне лучше, чем тебе, — ответил он искренне.
— Я имел в виду твое плечо. Я думал…
— Плечо вывихнуто, но не разбито. Чего не скажешь о твоем сердце.
Легкий укол остроумия. Я не знал, что он может шутить с таким сочувствием. Эта доброта подтолкнула меня к краю пропасти.
— Я не знаю, что делать, — сказал я обреченно. — Как мне с этим жить?
Бутылка бренди тихо звякнула, когда Баррич поставил ее в центр стола и расставил вокруг стаканы.
— Мы выпьем, — сказал он. — Выпьем за то, чтобы Молли нашла свое счастье. Мы пожелаем ей этого от всей души.
Мы выпили по одной, и Баррич снова наполнил стаканы.
Шут поболтал бренди.
— Разумно ли это сейчас? — спросил он.
— Именно сейчас я не хочу ничего разумного, — ответил я. — Я предпочитаю быть дураком.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал он мне, но тем не менее поднял свой бокал вместе с моим за дураков всех сортов. А в третий раз — за нашего короля.
Мы сделали искреннюю попытку, но судьба не отпустила нам достаточно времени. В дверь Баррича настойчиво постучали, и в комнату вошла Лейси с корзинкой в руке. Она быстро закрыла за собой дверь.
— Избавьтесь от этого как-нибудь.
Она вывалила на стол убитого цыпленка.
— Обед! — с энтузиазмом провозгласил шут.
Лейси не составило труда понять, в каком состоянии мы находимся. Еще меньше времени потребовалось ей, чтобы прийти в ярость.
— В то время как мы ставим на карту наши жизни и репутации, вы напиваетесь! — Она повернулась к Барричу: — За двадцать лет ты так и не понял, что это ничего не решает!
Баррич и глазом не моргнул.
— Вопросы бывают и неразрешимыми, — заметил он философски. — А выпивка все сглаживает. — Он легко поднялся на ноги и встал перед ней, твердый как камень. Годы пьянства, по-видимому, научили его хорошо владеть собой в такие мгновения. — Что ты хотела?
Лейси прикусила губу, но решила не спорить.
— Мне нужно, чтобы вы это уничтожили. И мне нужна мазь от синяков.
— Разве в этом замке никто больше не пользуется услугами лекаря? — спросил шут, не обращаясь ни к кому в частности.
Лейси не обратила на него внимания.
— Вот под каким предлогом я сюда пришла, так что мне бы лучше взять у тебя мазь, на случай, если кто-нибудь захочет проверить. А на самом деле я собиралась найти Фитца и спросить, знает ли он, что гвардейцы топорами рубят дверь короля.
Я мрачно кивнул. Но шут с криком вскочил на ноги.
— Что? — Он повернулся ко мне: — Ты, кажется, сказал, что все в порядке? Ну и что это значит?
— Это лучшее, что я мог предпринять, и за очень короткое время, обрати внимание, — заметил я. — Это или сработает, или нет. На данный момент мы сделали все, что могли. Кроме того, подумай сам. Это хорошая, крепкая дубовая дверь. А когда ее снесут, они, полагаю, обнаружат, что внутренняя дверь в королевскую спальню точно так же заперта и закрыта на засов.
— Как это тебе удалось? — тихо спросил Баррич.
— Не мне, — отрывисто ответил я и посмотрел на шута. — На данный момент я сказал достаточно. Ты должен доверять мне. — Я повернулся к Лейси: — Как королева и Пейшенс? Как прошло наше представление?
— Неплохо. Королева очень сильно ушиблась, и, честно говоря, я не так уж уверена, что ребенку ничто не угрожает. Выкидыш не всегда случается сразу после ушиба. Но будем надеяться на лучшее. Волзед был решителен, но бестолков. Для человека, который утверждает, что он лекарь, он удивительно мало знает об истинных свойствах растений. Что до принца… — Лейси фыркнула, но не стала продолжать.
— Разве никто, кроме меня, не считает, что незачем распространять слухи о выкидыше? — легкомысленно спросил шут.
— У меня не было времени придумать что-нибудь еще. Через день или два королева опровергнет эти слухи и скажет, что с ребенком, по-видимому, все в порядке.
— Так, пока мы в безопасности, — заметил Баррич. — Но что дальше? Так и будем смотреть, как короля и королеву Кетриккен увозят в Тредфорд?
— Доверие. Я прошу об одном дне доверия, — сказал я осторожно. Я надеялся, что одного дня мне хватит. — А теперь нам надо разойтись и жить обычной жизнью, насколько это возможно.
— Конюх без лошадей и шут без короля, — заметил шут. — Мы с Барричем можем продолжать пить. Думаю, это как раз и есть нормальная жизнь при таких обстоятельствах. Что до тебя, Фитц, то я представления не имею, как тебя называть в эти дни, не говоря уж о том, какова твоя обычная жизнь. Поэтому…